«Номер 6». Инсценировка Ю. Поспеловой по мотивам повести А. Чехова «Палата № 6».
Челябинский театр драмы имени Наума Орлова.
Режиссер Данил Чащин, художник Максим Обрезков.
Надпись «Номер 6» расплывается по экрану подобно кляксам в тесте Роршаха. Вот, например, первая черточка буквы «м» напоминает человека с ветвистыми рогами, стоящего на абрисе полурыбы-полусвиньи; «о», конечно, глаз с расширенным от ужаса зрачком; «р» похожа на корявый ствол березы. Само слово «номер» читается одновременно и как «номер», и как английское home. А цифра 6 при этом напоминает открытый замок.
I need a doctor…
На репит, пожалуйста.
Мотив дома, детства действительно важен в этом спектакле. Правда, домик тут совсем маленький — крошечный макет, — скорее воспоминание, умаленное временной дистанцией. И этот макет — единственное благополучное пятно на фоне общей бесприютности. Это мир после большого пожара, где остались только маленькие голые деревья, прорастающие прямо из деревянных досок, по-видимому, бывших когда-то домом; стоят ведра и чемоданы — здесь все не про комфорт. Рагин (Николай Осминов) появляется (после того, как уйдет под колосники экран с надписью «Номер 6») в широкополой шляпе, раскачивая огромный шар луны, висящий на арьерсцене. Его тень напоминает Фредди Крюгера — человека, чья разрушительная сила была местью за сожжение. Рагин переживает не физическое, но внутреннее выгорание и мстит всему живому за больше невозможность чувствовать.
Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.
Данил Чащин, как и в предыдущих своих спектаклях по классическим произведениям, актуализирует текст, перенося его в условные время и место, наполняя современной музыкой и забавным видеофаном — узнаваемым маркером сценических миров режиссера. Он переносит чеховских героев в мир русского хоррора, бесконечного ожидания разрешения катастрофичности хода вещей. Мир, медленно сводящий с ума Рагина, размонтирован на отдельные фрагменты с самого начала спектакля. О цельности здесь не может быть и речи, на куски разобран даже человек: толпа-массовка в черных костюмах корчится и воет, держа в руках огромные кубики с изображенными на них внутренними органами. И даже у младенца, которого укачивает мать, вместо головы — куб.
В чеховско-чащинском мире, больше всего напоминающем черно-белый хоррор-комикс, нет места ценностям, все в нем давно подверглось десакрализации. Церковная тематика сквозной нитью прошивает все действие: от удушливого запаха ладана до сцены массовой драки на богослужении. Режиссер жестоко и зло вырисовывает портрет окружающей действительности — тупого и твердого мира, где люди в основной своей массе отвратительные животные. Как не сойти с ума, когда каждый встречный при ближайшем рассмотрении оказывается свиньей? Этот мир устанавливает табу на эмпатию, объявляя ее страшной и социально опасной болезнью. Человеку, устроенному природой хрупко и тонко, уготовано только изгнание. Палата № 6 — это место ссылки чувствующих. Любые попытки взять сентиментальную ноту резко и жестко обрываются. Так, например, травмированный отцом Рагин всю жизнь жаждет только его признания, его слова поддержки и его принятие по-настоящему важны для сына, но появившемуся вдруг отцу (Алексей Мартынов) не удается договорить простые слова «Я тебя люблю» — они будут оборваны истеричным воплем Хоботова (Евгений Болтнев): «Сдохни, сука!»
Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.
Данил Чащин и драматург Юлия Поспелова на основе повести Чехова, смещая акценты, вскрывая и визуализируя подтекст, сочиняют свою историю о невыносимости бытия и повседневности с тупым и беспощадным единением толпы. Все, что окружает Рагина, — карнавал с мгновенными переходами от мрачности к веселью, это мир русского самосознания с его средневековым мироощущением на стыке язычества и христианства. Однако карнавальный мир здесь абсолютно истинный и утвержденный в своей власти — с его помощью ничего не преодолевается, так как абсолютное большинство воспринимает его как мир реальный. Медленное тягучее действие передает настроение общей инертности и успокоенности. Взрывается оно только «сверху» — напряженно-истеричной «I need a doctor» (Dr. Dre, Eminem, Skylar Grey) и громким звуком разбиваемого стекла, условно отделяющим эпизоды спектакля друг от друга. Линейная повествовательность повести в инсценировке заменяется нелинейной монтажной склейкой событий. Спектакль начинается со сцены, в которой Никита (Денис Кирш) избивает доктора Рагина, — ею же он и закольцовывается ближе к финалу. Тяжелая хаотичность событийного ряда — это предсмертный бред умирающего от апоплексического удара Андрея Ефимовича. Рагин — не борец и не воин, он даже не пытается противостоять миру, который наносит ему смертельную рану.
Эмпатия как геномная патология уничтожает Рагина: накопленная боль, своя и чужая, прорывается и накрывает его лавиной равнодушия — чувствовать больше не получается. Человек кончился. На стены то и дело проецируется нервный танец двух выгоревших спичек (видеохудожник Алексей Ермолаев), символизирующих, по всей видимости, самого Рагина и его пациента Громова (Роман Чирков). Повествование в спектакле ведется, скорее, от лица последнего. Громов — холодный, сдержанный человек, который, кажется, принял свою участь. Именно Громов открывает доктору глаза на то, что обездушивание, которому он подвергся, привело к увеличению жертв, и именно Громов дает понять Рагину, что за все в жизни нужно платить, — возмездие к доктору приходит по делам его.
Сцена из спектакля.
Фото — архив театра.
Галерея ужасов российской жизни предстает в историях обитателей «Палаты № 6»: все они — надорвавшиеся от невыносимости терпеть боль люди, отправленные на обочину, в изоляцию. Им больше нет места в обществе, которое не дает права на слабость. Человек, которому не чуждо человеческое, миру не нужен. Равнодушие как религия. Мир ударов, громыхания и дрожи, где каждого бьет электрическим током — лишь бы больше не чувствовал. Где та точка невозврата, за которой находится человеческий предел? Та точка, за которой человек еще существует физически, но уже умер всем своим внутренним существом?
Пронзительный, ослепляюще яркий свет, за которым освобождение, — лишь обман наших надежд. Впереди только смерть. И за ней ничего нет. И только детство — как далекий потерянный рай, в котором было хорошо, но в который, увы, никогда не вернуться. А ведь нам всем очень хочется домой…
I need a doctor, call me a doctor.
I need a doctor, doctor to bring me back to life.