В Челябинске прошла режиссерско-драматургическая лаборатория «Сцена: связь времен. Русский репертуарный театр начала XXI века: традиции и новации».
Всякое событие для меня начинается с погоды и пейзажа за окном. Челябинск, в котором я сто раз была, оказался мне не рад. Холодно и довольно мрачно. Того и гляди снег пойдет. Водитель маршрутки по дороге показал завод, в который прилетел осколок метеорита. Опять холодно и мрачно. Захотелось быстрей попасть в театр драмы имени Наума Орлова, где проходила лаборатория, придуманная Владимиром Спешковым, театральным критиком, директором Челябинского центра современной драматургии. И уж дальше как получится.
Для человека, который заходит в театр со служебного входа, театр начинается не с вешалки, а с вахты. Почему-то атмосфера в театре всегда ощущается сразу, как только ты в него заходишь. В Челябинской драме оказалось тепло и уютно. Во многом, наверно, благодаря Марине Глуховской, главному режиссеру, которая работает там чуть больше года. Может, впечатление это поверхностно, но, во всяком случае, очевидно, что артисты ей доверяют. Пока шла лаборатория, они подходили, советовались, ждали помощи, участия, одобрения, и для них это было важно.
Режиссерско-драматургических лабораторий сегодня в России великое множество. Не успеет закончиться одна, как на подходе уже другая. Закончилась в Челябинске — началась в Самаре. Потом Красноярск подхватил (туда в поисках молодого-талантливого-перспективного режиссера только что, бросив все дела, срочно вылетела директриса Екатеринбургского ТЮЗа Светлана Учайкина). Иногда даже начинает казаться, что во всем этом многообразии размывается смысл. Николай Коляда, например, без всяких лабораторий регулярно устраивает со своими артистами читки современных пьес, так что артисты находятся в постоянном тренинге и свободно взаимодействуют с любым материалом. И публика попривыкла. Но то, что может себе позволить частный театр, для государственной машины оказывается довольно сложно в силу неповоротливости, инерционности административного устройства. Поэтому для гостеатра лаборатория, которая устраивается, скажем, раз в год, — это и способ расширения театрального кругозора, и актерский тренинг, и возможность поиска новых пьес для репертуара.
Название Челябинской лаборатории, которая прошла только что, звучит довольно обтекаемо: «Сцена: связь времен. Русский репертуарный театр начала XXI века: традиции и новации». Главный итог этой лаборатории, на мой взгляд, оказался вполне практическим — новые пьесы для репертуара. «Баба Шанель» Коляды в показе режиссера Семена Филиппова — вполне готовый спектакль. В пьесе этой есть опасность: она кажется абсолютно самоигральной. Семен Филиппов и его артисты с показом справились довольно лихо, используя и фарс, и гротеск, и при этом избежав грубого шаржирования.
Еще одну пьесу — «Ипотека, Вера, мать ее» Егора Черлака, мне показалось, театр взял на лабораторию с прицелом. Но здесь о перспективах судить не берусь, хотя, по-моему, как раз эта пьеса, написанная челябинским автором несколько лет назад, сегодня вполне может прозвучать в российской провинции. При всей серьезности заявленных в пьесе проблем — это пьеса-сказка. Каждый из персонажей лелеет свою мечту, пусть маленькую, пусть дурацкую, которая помогает ему не просто выжить, но помочь другу, соседу, прохожему, а значит, остаться человеком. Красиво.
Более тонко прозвучала пьеса «Тихий шорох уходящих шагов» Дмитрия Богославского в лаконичном показе Дмитрия Егорова. Пьесу, которая построена на игре сна и яви и как будто предлагает наличие видео или другого визуального ряда, Егоров нарочно представляет, используя минимальное количество выразительных средств, оставляя простор зрительскому воображению. Пьеса разобрана режиссером точно и подробно, так что зрителю остается дофантазировать внешний мир, который может быть каким угодно.
Молодые артисты театра сами выбрали пьесу Таи Сапуриной «Кот стыда». Получилось высказывание о поколении, которое не может и не умеет общаться со стариками, в смысле, с родителями, но точно также не может без них обойтись, и оттого вечно возникает в этих отношениях неловкая напряженность.
А еще вдруг здесь же, на этой лаборатории, оказалась «Чайка» Чехова в показе Алексея Вотякова. Режиссер оставил только линию Аркадина-Тригорин-Треплев-Заречная и сделал из этого перформанс, где Треплев — не писатель, а художник. Эта история стала переходом, мостиком — назовите как угодно — к другой, аналитической, теме лаборатории. Потому что Екатерина Дмитриевская, критик, редактор газеты «Экран и сцена», презентовала на ней две новые книжки: «Театральные хроники. Начало двадцать первого века» Алексея Бартошевича и «Художники, визионеры, циркачи» Дины Годер. Все-таки лаборатории стали привычной частью нашего театрального пейзажа. Без них театральная Россия, как зима без снега. Сначала радуешься, что его нет, потом начинаешь беспокоиться, потом с нетерпением ждешь, и когда он появляется, все встает на свои места: повседневность преображается, время движется.
5 октября 2013 г.
Наталья Санникова
"Петербургский театральный журнал"
